26 февраля 1921 года. Рассвет. Город Урга - столица Монголии. День коронации Богдо-гэгена - "живого Будды", - правителем Монголии. Накануне, 3 февраля Ургу взяли части Азиатской дивизии под командованием барона Унгерна - Штернберга, выбив оттуда китайцев.

Едва начало светать, унгерновцы вместе с отрядами монгольских князей выстроились вдоль полутораверстовой дороги, ведущей от Зеленого Дворца на берегу речки Толы к площади Поклонении. Здесь еще с вечера собрались многочисленные толпы монголов. Даже из самых отдаленных кочевий прибыли делегации монастырей, аймачные и хошунные князья с бесчисленной челядью. Дивизии выдали новую форму: "тарлык" (полушубок, обшитый поверху синей материей), фуражка с шелковым верхом, и башлык за плечами, изнутри тоже шелковый. Башлыки, как и донца фуражек, различались цветом: у татарской сотни - зеленые, у тибетцев - желтые, у штаба - алые. Винтовка и шашка дополняли наряд.

Около десяти утра из дворца показались "конные вестники" в парчовых одеждах. Сидя в седлах богато убранных коней они трубили в трубы и раковины. Вслед за глашатаями двинулась процессия лам, задней лошади тащили пирамиду из раскрашенных бревен. В центре ее поднималась деревянная мачта с огромным монгольским флагом из твердой парчи. Он ослепительно блестел на солнце золотыми нитями. За колесницей с флагом ехала позолоченная, китайского типа, открытая коляска. В ней сидел сам Богдо-гэген. Его лицо было неподвижно, глаза слепца скрыты темными очками. Впереди и по бокам от него скакали князья в пышных одеждах, в конусообразных шапочках с перьями и чиновничьими шариками, но сзади, сразу же за коляской, ехал лишь один всадник на прекрасной белой лошади с желтыми поводьями. Командующий Азиатской Дивизией барон Унгерн-Штернберг, возведенный в ранг цин-вана, т.е сиятельного князя, был в полагающемся ему по званию ("Возродивший государство великий батор, командующий") желтом халате и желтых сапогах, и в шапочке с трехочковым павлиньим пером. Поверх халата были нашиты русские генеральские погоны, одета портупея и приколот Георгиевский крест.

С приближением Богдо-гегана, стоявшие вдоль дороги монголы и буряты опускались на одно колено. Унгерн медленно ехал мимо застывших в благоговейном молчании коленопреклоненных толп, на расстоянии за ним, замыкая шествие, следовали офицеры Азиатской дивизии и цэрики отряда личной гвардии Богдо-гегена. Они были в красных тырлыках с желтыми нарукавными повязками, на которых чернел священный знак "суувастик"...

* * *

Предтеча фашизма, евразиец в седле, барон-потомок немецких рыцарей, русский генерал, монгольский князь и муж китайской принцессы Роман Федорович Унгерн-Штернберг пережил в тот морозный день собственный триумф. Взятие Урги было для него только ступенью на пути к главной цели, - реставрации монархий. Богдо-гэген стал первым, кому Унгерн вернул отнятый престол, теперь на очереди было восстановление законных прав... Циней. Он писал китайскому генералу Чжан Кунъю: "Вас не должно удивлять, что я ратую о деле, восстановления царя в Срединном царстве. По-моему мнению, каждый честный воин должен стоять за честь и добро, а носители этой чести, - цари". Интернациональным замыслам Ленина и Троцкого Унгерн - противопоставлял идею не национальную, как большинство белых генералов, а континентальную, евразийскую: возрождение монархий от Атлантики до Тихого океана. Теократия казалась Унгерну идеальной формой монархии. "Самое наивысшее воплощение идеи царизма, - писал он, - это соединение Божества с человеческой властью, как был Богдыхан в Китае, Богдо-хан в Халхе (Монголии) и в старые времена - русские цари". День 26 февраля 1921 года был для Унгерна великим днем: наконец-то, благодаря его усилиям, колесо истории сделало первый оборот вспять, - к золотому веку человечества. И случилось это на Востоке. На допросе, плененный через шесть месяцев, он говорил: "Восток непременно должен столкнуться с Западом. Культура белой расы, приведшая европейские народы к революции, сопровождавшаяся веками всеобщей нивелировки, упадком аристократии и прочее, подлежит распаду и замене восточной, желтой культурой, которая образовалась три тысячи лет назад и до сих пор сохраняется в неприкосновенности".

Без последнего года в жизни барона Унгерна он остался бы в памяти человечества как ещё один белый генерал среди прочих. Сподвижник атамана Семенова. Знаменитым его сделала монгольская эпопея, поход на Ургу. Именно там он превратился в героя мифа, стал жутким и величественным символом не только российской смуты, но и тех веяний мирового духа, которые ощущаются сегодня вновь.

В октябре 1920 года Унгерн переходит монгольскую границу неподалеку от станицы Кыринской и бесследно исчезает в степи. В Азиатской дивизии около восьмисот всадников. Вскоре к нему присоединяются князья Лувсан-Цэвен и Дугор-Мерен со своими отрядами. Их эмиссары, вместе с людьми барона разъезжают по кочевьям, произнося "зажигательные речи" и призывая к борьбе с китайцами. Вечером 27 октября генерал Резухин, - помощник Унгерна, занял одну из возвышенностей к востоку от Маймачена, - китайского пригорода Урги. Никто иной, как сам Унгерн ночью отправился в город на разведку, только чудом успел он ускакать от остановивших его часовых. Возможно, что он находился в наркотическом опьянении: многие современники писали о его пристрастии к кокаину и к опиуму, и об отсутствии интереса к женщинам.

Ургу занимала многотысячная, прекрасно вооруженная и экипированная китайская армия со штабами, полевыми телефонами, горными орудиями, но 2 ноября Азиатская дивизия пошла на штурм города, и Унгерн был в гуще сражения, как всегда. Без оружия, с камышовой тростью, которой он полировал спины офицеров и солдат, внедряя в них ужасную дисциплину времен Тамерлана. Бои длились до 5 ноября. Потери Унгерна были огромны, от трети до половины бойцов были убиты и ранены. Патроны были на исходе, продовольствие - тоже. Унгерн ушел на берега Керулена к колыбели империй Чингисхана. В декабре он возвратился оттуда к Урге во главе дивизии пополненной монголами и бурятами. Далай Лама XIII выслал ему всадников, из состава личной гвардии, образовавших отборную Тибетскую сотню. В дивизии теперь было от 1200 до 2 тысяч бойцов. Китайцы совершили в Урге крупную стратегическую ошибку, заключив Богдо-гэгена - Живого Будду под арест и теперь молоды стекались к Унгерну, под знамена священной войны. Однако китайский гарнизон насчитывал 15 тысяч.

На сей раз Унгерн решил не спешить со штурмом и начал типично азиатскую военную кампанию, при полном собственном бездействии, заставляющую противника пребывать в постоянном напряжении. Урга - русское название. Монголы называли свою столицу Их-Хурэ, т.е. "большой монастырь". Собственно монастырей и храмов было множество. Самый крупный, - Гандан, - Афины северного буддизма. Полное название Гандан-Тэгчинлин, - "Большая Колесница Совершенной Радости". Мощное башнеобразное здание - храм Мижид Жанрайсиг, - хранило статую Авалокитешвары, чьим земным воплощением считался Далай-лама. Статуя была из позолоченной меди высотой в 80 локтей (более 25 метров). Ее окружали десять тысяч бурханов Будды Аюши, покровителя долгоденствия. Несколько дворцов Богдо-Гегена: Желтый, Зимний и Летний находились на берегу речки Толы. В центре города громадная, располагалась площадь Поклонении. В южной части площади группировались правительственные учреждения - ямыни.

Были в городе китайский и русский кварталы. Все население столицы оценивалось в 60-80 тыс. жителей, из них не менее 1/10 составляли ламы. Их желто-красные одеяния бросались в глаза среди китайских синих нарядов, китайцы составляли большую часть населения. Характерной деталью быта "Северной Лхасы", как называли Ургу, были собаки-трупоеды. По буддийско-ламаистской традиции душе было легче выйти из тела, если плоть разрушена, потому трупы оставляли в степи или на городской свалке у реки Сельбы. Если труп оставался долгое время несъеденным, то родственники начинали беспокоиться о его посмертной судьбе. Священная лесистая гора Богдо-yл возвышалась за рекой Толой над столицей монголов.

Вот такой город предстояло взять Унгерну. Он отдал приказ жечь костры на Богдо-уле, и их жгли два месяца, панически пугая китайских солдат, которые везде видели демонов. А однажды в яркий солнечный зимний день "дикий" барон на белой кобыле (подаренной атаманом Семеновым) в красно-вишневом халате, в белой папахе совершил безумный визит в город к дому пекинского наместника Чен И. и отхлестал камышовой плетью уснувшего часового. 31 января совершено было дерзкое похищение людьми Унгерна (бурятом Тубановым и тибетцами) Богдо-гэгена из Зеленого дворца. Авантюрное, безумное и совершенно удавшееся. Тибетцы проникли во дворец, переодетые ламами, карабины скрыты под одеждой. Богдо-гэген с женой были вынесены на священную гору, где стояли войска Унгерна. По горе прокатилось "Ура-а!" Унгерн загорелся от радости и воскликнул "Ну теперь Урга наша!"

Ходили слухи, что Унгерн обещал войскам город на три дня на разграбление, как при Чингисхане, под страхом смерти запретив переступать порог храмов. Но для голодных замерзающих людей взятие города стало единственным шансом на спасение. На севере стояли красные, в Маньчжурию не пропустили бы китайцы. Да и тысячи с лишним верст до китайской границы по морозу дивизия не преодолела бы. Потому казаки, монголы, буряты разглядывали с горы раскрашенные и золоченые крыши дворцов и храмов, - с вожделением воинов Кортеса, глядящих на столицу ацтеков, или крестоносцев у стен Константинополя.

2 февраля в сабельной атаке пешим строем две сотни башкир пошли на китайский поселок Маймачен. К ним присоединились казаки и монголы. Китайцы были вырезаны и сожжены. Были захвачены два банка: Китайский и Пограничный. Горели храмы: в горячке боя приказ пощадить храмы было тяжело исполнить. Чуть позже казачьи сотни Архипова, Хоботова и Парыгина ворвались на восточные окраины самой Урги и захватили тюрьму. Затем был захвачен Консульский поселок. И наступила ночь. Боевые действия прекратились.

Рано утром 3, февраля китайская армия в беспорядке бежала на Кяхтинский тракт и бесконечным потоком потянулась на север, к русской границе. К вечеру к монастырям потянулись сотни людей в праздничной одежде. В храмах началось торжественное богослужение с множеством лам. Изгнание ненавистных "гаминов" монголы рассматривали как собственную победу. И то, что оно совпало с кануном монгольского Нового, Года, видели знак судьбы. Из монастырских храмов Да-хурэ послышались густые звуки гигантских богослужебных труб.

Наутро "бичачи", - писари учреждений уже шли через площадь поклонениия своим ямыням. Когда же спокойствие было прервано пожаром вечером 4 февраля на базаре, и грабежами, то из Маймачена примчался сам Унгерн. На глаза ему попались две монголки, тащившие ткани из разграбленной китайской лавки. Барон распорядился повесить обеих на базарных воротах и не снимать неделю. Что и было сделано. В Урге барон жил в юрте, поставленной во дворе одной из китайских усадеб.

* * *

После 26 февраля 1921 года звезда барона Унгерна постояла некоторое время в зените и стала быстро падать. В ночь с 19 на 20 мая в юрту к Унгерну привели гадалку: полубурятку-полуцыганку. Бросая в огонь жаровни горсти сухой травы, она, шепча заклинания, положила на жаровню кости (бараньи лопатки по трещинам их производится гадание) и долго переворачивала их бронзовыми щипцами. Когда кости почернели, она принялась их внимательно рассматривать. Вдруг лицо ее исказили страх и сострадание. Она забилась в судорогах, выкрикивая: "Я вижу... Я вижу Бога Войны... Его жизнь идет к концу... Какая-то тень... черная, как ночь! Тень... Сто тридцать шагов остается еще... За ними тьма... Я ничего не вижу... Бог Войны исчез..." Барона Унгерна расстреляли 15 сентября 1921 года в городе Новониколаевске, в Сибири, чуть меньше чем через 130 дней.

Монголы называли Унгерна Богом Войны" и это не только метафора. Ламы провозгласили его воплощением Махагалы. Это гневное шестирукое божество - хранитель веры, устрашающий и беспощадный. Он изображался в диадеме из пяти черепов, с ожерельем из отрубленных голов, с палицей из человеческих костей в одной руке и с чашей из черепа - в другой. Побеждая злых духов Махагала ест их мясо и пьет их кровь. Сам не способный достичь Нирваны он обречен вечно сражаться со всеми, кто мешает распространению буддизма. Абсолютная жестокость Унгерна (ему приписывают сверхжестокие казни и даже сожжение на костре живьем) была беспощадностью Махагалы. В ней не было ничего личного. Идея воссоздания державы Чингисхана была его программой. "Это государство, - говорил он, - должно состоять из отдельных автономных племенных единиц... В этот союз должны войти китайцы, монголы, тибетцы, афганцы, племена Туркестана, татары, буряты, киргизы и калмыки". И затем, поход через Россию на запад, - с целью разрушить ненавистную ему безбожную и бездуховную цивилизацию.

Махагала лишь начал Великий поход. Кому-то придется его завершить.

Полковник ИВАН ЧЕРНЫЙ, «Лимонка», № 15