«Национал-большевизм» как историческое явление, история и генезис теоретического и философского направлени. Как национал-большевизм и евразийство присутствуют в современном политическом контексте.

 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 Максим Журкин: Если говорить о происхождении самого термина национал-большевизм, то это течение появилось в среде белой эмиграции, за границей, в период, когда значительная часть аристократии и интеллигенции в ходе гражданской войны была выброшена за границы России, и фактически оказалась в изгнании. Среди этой белой эмиграции были разные течения: монархические,  националистические, и вот среди них появилось такое необычное направление как национал-большевизм. В чем оно заключалось? Значительная часть белых офицеров сражалась за великую Россию под лозунгами белого движения. Парадоксально, но в ходе гражданской войны эту великую Россию, почти  в тех же границах восстановили большевики. Осознав это, значительная часть белой эмиграции переосмыслила свое отношение к большевикам, от враждебного отношения и отрицания перешла к осторожной поддержке большевистского режима как выразителя геополитических интересов русского государства. Было такое течение «Смена вех», куда вошло много известных авторов и философов, которые убеждали русских людей, оказавшихся в иммиграции, пересмотреть свое отношение к большевикам, и высказывались за определенное сотрудничество и возможную помощь советской власти именно там, где она проводит имперскую и государственническую линию. Наиболее ярким представителем этой линии был Николай Устрялов, который и ввел сам термин национал-большевизм в политическую практику. Жизнь его сложилась трагически. Когда Устрялов вернулся в Россию, он был репрессирован и расстрелян. Такова была судьба национал-большевизма в ту эпоху...

Это течение имело разные ответвления. Можно выделить левый национал-большевизм и правый национал-большевизм. Левый национал-большевизм как тенденция присутствовал и в самой советской России. Когда сложилась советская бюрократия, она от идей марксизма и интернационализма начала осторожно переходить к идеям государственничества и патриотизма, что было связанно с концепцией Сталина о построения социализма в одной отдельно взятой стране, которая была по своей сути национал-большевистской концепцией. Правые национал-большевики - это та среда белой эмиграции, националисты, которые высказывались за поддержку большевиков.

Национал-большевизм - такая же проработанная, развитая и самобытная идеология, как, допустим, коммунизм, фашизм или либерализм. Это абсолютно самостоятельная идеология, которая имеет какие-то сходства с другими идеологиями, но является по сути совершенно самостоятельной. Главное же здесь то, что эта идеология еще ни разу не реализовывалась в истории. И я уверен, что у национал-большевизма есть большое будущее.

Алексей Голубович: В дополнение следует сказать о немецкой версии национал-большевизма. Целая группа людей в Германии видела развитие немецкого патриотизма не в нацистском ключе, а в своеобразном синтезе правых и левых идей. Это направление в Германии сложилось в ходе борьбы НСДАП с коммунистической партией. Нередкими были тогда случаи перехода из одного лагеря в другой, совместные митинги правых и левых, идеологи крали друг у друга лозунги, часто фашистские газеты выходили с чисто социалистическими передовицами, которые апеллировали к вопросам труда, и наоборот, коммунистические газеты часто пестрили националистическими лозунгами. В условиях такого синкретизма и зародился немецкий национал-большевизм как самостоятельное политическое течение. Наиболее ярко немецкий национал-большевизм был представлен братьями Штрассерами. Эта линия в Германии была пресечена нацистами, её последователи были репрессированы и физически истреблены, что явилось одним из серьезнейших исторических промахов германского патриотизма. Эта трагическая ошибка завела идеологию НСДАП в тупик и противопоставила Германию Европе и миру. Если бы развитие германского патриотизма в ту эпоху происходило в национал-большевистском ключе, то мировая история пошла бы совсем другим путем…

Если говорить о связи национал-большевизма и евразийства, то они очень тесно связанны. Но современный национал-большевизм связан еще и с социальными темами. Конечно, подлинная политика определяется миром идей, но, тем не менее, когда определенные социальные нужды начинают волновать достаточно широкие слои населения, тогда эти, казалось бы, неполитические нужды приобретают политический характер. Еще Ленин говорил, что когда идея овладевает массами, они становятся политической силой. Таким образом, когда широкие слои населения волнуют абсолютно неполитические вопросы коммунальных платежей, монетизации льгот, то это сразу приобретает серьезный политический оттенок, и напрямую влияет на происходящие политические процессы. Национал-большевизму свойственен более серьезный учет таких факторов и, соответственно, выстраивание своей программы с вниманием к настроениям масс, чем практически не занимается современное евразийство, рассматривая все в более отстраненном, укрупненном ключе с точки зрения глобальных процессов и геополитики. Мы же намеренно упрощаем нашу идеологию, чтобы сделать её привлекательной для самых широких слоёв.

На данный момент взаимодействию между нашими двумя политическими течениями практически ничего не препятствует. Национал-большевизм как идеология зиждется фактически на тех же идейных основаниях, что и евразийство. Но, к сожалению, со временем тот проект, который мы знаем под названием Национал-большевистская партия, изначально призванный воплотить идеи евразийства и национал-большевизма в российской политике претерпел значительные мутации, и на данный момент  имеет очень мало сходства с начальным импульсом. Произошло это из-за раскола, произошедшего в 1998 году, когда два оставшихся после ухода Летова основателя НБП Александр Гельевич Дугин и Эдуард Лимонов разошлись из-за несогласия во взглядах на дальнейшие пути развития. Национал-большевизм в исполнении Лимонова потерял всякое идейное обоснование. Началось хаотическое метание НБП. Сначала этот процесс всё-таки не выходил за некие рамки, продолжался позитивный процесс отстаивания единства постсоветского пространства. НБП провела ряд акций в бывших союзных республиках, которые были призваны обратить внимание общественности на нарушение там прав русскоязычного населения. Эти акции дали серьезный импульс для партстроительства, после их проведения пришло много новых людей. Это, прежде всего, такие известные акции как захват башни матросского клуба в Севастополе с требованием отдать Севастополь России. В конечном счете имелся в виду Севастополь не как отдельный город, а некое указание на влияние России в Украине, требование общей исторической судьбы в конечном итоге. Речь, конечно, не шла о буквальной попытке оторвать Севастополь как отдельно взятый географический объект. Примерно то же самое было во время захвата башни собора Святого Петра в Риге. Максим Журкин принимал в нем участие. Там во главу угла был поставлен принцип защиты русскоязычного населения на сопредельных территориях, но там был немножко другой акцент. Идея этой акции никак не подразумевала, что прибалтийские республики должны быть насильственно включены в зону влияния России, но акция должна была показать очень сильное неудовольствие со стороны России происходящими в Латвии шовинистскими безобразиями. И вот эти яркие патриотические акции долгое время по инерции сохраняли некую легитимность существования НБП. Но идеи, заложенные уже самим Лимоновым, начали свою разъедающую функцию. Большое потрясение среди личного состава произошло, когда газета «Лимонка» начала печатать отдельные главы из книги Лимонова «Другая Россия». После этого настоящих идейных нацболов, которые действительно понимали, что такое идеология национал-большевизма, как она должна выглядеть, а не просто пришедшие потусоваться, попить чая в бункере, покричать на демонстрациях, чтоб просто было весело, уже начало коробить от нового курса партии. У меня первый серьезный импульс недовольства появился после того, как Лимонов из Лефортово написал открытое письмо президенту России Владимиру Владимировичу Путину, где к глубокому удивлению всех окружающих начал внезапно апеллировать к совершенно чуждым национал-большевизму либеральным ценностям, утверждая, что оказывается в России мало политических свобод, что мы должны бороться за свободные выборы в парламент, что надо развивать сети негосударственных общественных организаций, которые должны направлять политику России. Я помню, как эту брошюру разослали по регионам с требованиями ее размножить и распространить в кругу местной интеллигенции. Я прочитал, сначала обезумел, взял красный карандаш, начал подчеркивать наиболее тревожащие моменты, исчеркал половину брошюры, потом понял, что эта брошюра не должна быть показана абсолютно никому, даже активу отделения. Я положил ее под сукно и просаботировал партийный проект по распространению этих либеральных воззрений. Потом уже просто саботировать такие либеральные инициативы стало невозможно.

Я знаю по признаниям Анатолия Сергеевича Тишина, который в то время редактировал газету с Алексеем Волынцом, что они просто брали принесенный текст, тоже брали красный карандаш и самые крамольные фразы, которые забивали гвоздь и от них ползли трещины, они просто вычеркивали и печатали уже в неком сокращенном варианте. И все равно главы из книги «Другая Россия» сразу стали предметом обсуждения, предметом некой иронии, шуток. Родилась целая серия внутрипартийных анекдотов на эти темы. Народ или был возмущен или воспринимал это несколько иронически, потому что о том, о чем там писалось, никогда речь в НБП не шла. Это были некие привнесенные извне идеи.

Лимонов подвергается самым разным влияниям, и при этом он удачный компилятор. Он что-то воспринимает извне, перерабатывает, а потом ему уже кажется, что всё это он придумал сам. Перерабатывает и выдает от себя. По своему политическому настрою Лимонов всегда был ближе к левому анархизму. Первый период моего общения с Лимоновым был, когда мы вместе поехали на Алтай. Мы пару дней сидели в гостинице в Барнауле, ждали машину, ждали людей, некий подготовительный этап проходил. Он мне рассказывал, что у него на душе лежит. Про Мюнстерскую коммуну и прочее. Когда я читал «Хлыст» Эткинда, я видел, что многое взято им оттуда и лишь выдаётся будто бы от себя. Многие вновь пришедшие люди вообще не считали нужным вникать в теоретическую базу национал-большевизма, потому что газета «Лимонка» к тому времени начала постепенно сокращать количество идеологических статей в национал-большевистском ключе, а серьезное изучение литературы первоисточников было сначала пущено на самотек, а потом и вовсе не приветствовалось. Идеология НБП свелась к книжке Лимонова «Другая Россия».

Постепенно сложились некие группы влияния, которые сначала мотивировались недовольством отхода от национал-большевизма, потом конкретизированным недовольством тезисами «Другой России».

После освобождения из тюрьмы Лимонова начались необратимые и патологические изменения в политике партии, стали проводиться выходящие за всякие рамки политические акции, например, совершенно безумные походы к Соловецкому камню вместе с либералами. Часть актива стала задаваться вопросом: как в столь короткий период возможен такой резкий разворот на месте? Всего лишь год тому назад НБП у Соловецкого камня проводила демонстрации, которые обосновывали и прославляли сталинские репрессии в отношении либеральной и космополитической интеллигенции, и вдруг теперь мы должны уже защищать либеральных политических заключенных и  осуждать политические репрессии вообще.

Все больше и больше либеральные лозунги и идеи захватывали политическую повестку дня НБП, нарастали требования свободы волеизъявлений и политических взглядов. Некое понимание, что в политике возможны не только позитивные, но и разрушающие Россию процессы было потеряно. Стал неправомочно экстраполироваться один из первичных пунктов программы НБП, в котором говорилось, что культура должна расти как вольное дерево. Эта идея ничем не органиченной свободы стала переноситься в политическую сферу, зазвучали либеральные проповеди о свободе изъявления граждан и т.д. Все это нарастало валом, и вслед за такими знаковыми расшаркиваниями в сторону либерального лагеря начали налаживаться реальные контакты с представителями либерального сектора.

Лимонов всегда был безответственен в личных заявлениях. Он всегда был силен сказать такое, что люди с ужасом хватались за голову и понимали, что  сказал-то он, а нести за это ответственность вынуждены они, потому что они находятся в структуре, где он исполняет роль председателя. Частное мнение гражданина Лимонова из-за его руководящей роли в партии становится уже не частным, ведь оно фактически выносится от лица всей организации, которая уже волей-неволей несёт за это ответственность. Мне часто становилось стыдно после прочтения ряда его интервью для сайта Грани.ру. Я понимал, что я же не могу бегать по всему городу, по всем знакомым и заявлять, что хоть Лимонов это и написал, но мы, сознательные национал-большевики, этого не одобряем и считаем  несколько иначе или даже прямо противоположно. Этот глухой ропот перерос в понимание того, что в ближайшее время необходимо некое изменение, некое влияние на выбранный курс, но долгое время мы были убеждены, что это надо как-то по-тихому решить, внутрипартийными методами. Началось перетягивание каната с помощью неких бюрократических мер,  люди начали читать устав НБП, чтобы понять, каков механизм принятия решений, кто их может генерировать, кто их может продвигать.

Максим Журкин: Расколу предшествовал достаточно острый период внутрипартийной борьбы, когда оппозиция пыталась легальными методами, через устав как-то изменить ситуацию. Но руководство всячески игнорировало официальные методы и действовало, скажем, революционным путем, ломая все правила. Но если руководство ломает все правила, то мы тоже решили все правила сломать.

Алексей Голубович: Когда-то НБП было достаточно небюрократизированной структурой, этого и не требовалось для работы. В первоначальный период НБП как партия работала просто удивительным образом слаженно и чётко, действие партии было обусловлено не бюрократическими директивами сверху, а непосредственным энтузиазмом и пассионарностью актива. Была некая группа  идеологически продвинутых людей, обладающих авторитетом в силу заслуг перед партией. Этой группой в лице конкретных представителей предлагались какие-то конкретные шаги, проходило обсуждение этих предложений кулуарах, эти предложения корректировались в рабочем порядке, принимались и воплощались при согласии широких партийных масс. Но в какой-то момент начал происходить процесс бюрократизации, поскольку с рядом единоличых решений руководства многие перестали соглашаться, люди начали апеллировать ко всяческим голосованиям,  некоему контролированию процесса выдвижения решений их исполнения. В этот период внутрипартийная оппозиция была занята либо реанимированием, либо созданием заново бюрократических коллективистских моделей управления партией. Эти модели фактически навязывались Лимонову при очень большом его раздражении. Но всё-таки он был вынужден уступить. Так, ему пришлось согласиться с избранием реально действующего политсовета. Были прописаны функции этого совета, кто туда входит, в какой периодичности этот орган собирается, какие вопросы он должен рассматривать, кто перед ним должен отчитываться, какие могут быт направлены запросы со стороны членов политсовета к руководству партии и т.д. Этот путь был не реалистичным, потому что партия наша так и не была зарегистрирована официально, поэтому исполнение или неисполнение этих бюрократических норм не могло быть проконтролировано со стороны закона. Этот формальный бюрократический путь натыкался на отсутствие механизмов принуждения к исполнению решений политсовета. За неисполнением решений политсовета дальше не следовало ничего. Руководством нормы устава постоянно игнорировались. Политсовет либо не собирался, либо запросам, направленным членами политсовета не придавалось никакого значения. По-прежнему основополагающие для партии решения, такие как выбор политических союзников, смена флага, еще какие-то серьезнейшие вещи, которые должны решаться только съездом, даже уже не политсоветом, продолжали приниматься в отрыве от этих коллегиальных механизмов, члены политсовета узнавали о решениях руководства по факту - из прессы и интернета. Таким образом, этот путь был абсолютно исчерпан, стало приходить понимание, что в конце концов назревший болевой нарыв надо вскрывать хирургическим путем. Прежняя позиция, мол, не будем выносить сор из избы, мы и так все келейно решим и утрясем при сохранении внешнего лица сменилась осознанием того, что вынесение этих вопросов на широкое обсуждение, донесение самого факта существования этих вопросов до широких партийных масс неизбежно и необходимо. Это в свою очередь привело к тому, что идеологически верная изначальному курсу часть НБП смогла наконец освободить себя от ответственности за отклонение партии Лимонова от генерального вектора национал-большевизма. С этой целью проводились две попытки созыва независимой от Москвы конференции. Почему независимой от Москвы и не в Москве? Потому что в Москве в то время была абсолютно нерабочая атмосфера. Все переходило во взаимные претензии, крик, истерики, поэтому чтобы конференция прошла в нормальной спокойной обстановке, без давления, без административного ресурса, было принято решение провести наши конференции где-то в регионах, желательно в европейской части. Нижегородское отделение первоначально взяло на себя эту функцию в лице Дмитрия Елькина, заслуженного члена НБП и члена политсовета, весьма оппозиционно настроенного по отношению к политике Лимонова-Линдермана, но Дмитрий в какой-то момент, на мой взгляд, проявил слабину.

Первые слухи о том, что в Нижнем Новгороде готовятся к конференции НБП, созываемой помимо воли московского руководства, всколыхнули партию. Москвичи должны были найти этому адекватный ответ, которым стало проведение московской партийной конференции. Они просто должны были провести что-то в ответ. Мол, что это вы в Нижнем собираетесь, это похоже на раскол, это деструктивно, давайте мы лучше в Москве всё решим. И на московском поле мы свои позиции проиграли, потому что там использовались достаточно темные механизмы влияния на отдельных участников. Вообще моральная атмосфера внутри партии очень сильно изменилась. Из ощущения некоего единства, подлинного товарищества, братства это все переродилось в некое подсиживание,  интриги, сливы, образовались группы влияния. Атмосфера в Бункере очень испортилась и просто находиться там было неприятно. Это была атмосфера всеобщего подозрения, напряжения, шероховатостей в личных отношениях и так далее.

В принципе, на московской конференции был достигнут ряд формально положительных  моментов, но это положительное свойство осталось формальным, мы не смогли перевести его в реальные механизмы управления. Был в итоге собран политсовет, таким образом собран, что Лимонов встал и сказал: «У меня есть список людей, которых я предлагаю к избранию, на мой взгляд, с ними было бы удобно работать, давайте за них проголосуем, и в случае если кого не достает, мы можем этих людей добавить». Это была подмена. Нужно было прямое делегирование, этот список следовало набирать по количеству голосов, поданных за всех выдвинутых кандидатов, ограничившись определенным числом. В политсовете соотношение было приблизительно 60:40, где сорок процентов было с нашей стороны. Туда были набраны многие молодые руководители отделений, которые не помнят о том, с чего все начиналось, для чего все затевалось, которые воодушевлены либо своими личными, отличными от национал-большевизма как идеологии, мотивациями,  либо у них просто вождистский импульс, то есть им охота просто поруководить, утвердиться в управлении другими людьми, либо, что самое страшное, с некоторого момента в Национал-большевистскую партию увеличился приток карьеристов. Казалось бы странно. Политическая структура не зарегистрирована, поэтому что там можно ловить, но такие люди работают по принципу обогащения. То есть из любой ситуации такие люди умеют извлекать личную выгоду, и с некоторых пор Национал-большевистская партия стала для таких людей притягательна, потому что появилась возможность реально выходить на людей в других политических структурах, общаться, приобретать связи, балансировать на сиюминутной политической конъюнктуре. И такие люди в НБП, к сожалению, в данное время присутствуют. В итоге мы убедились, что проведение каких-либо мероприятий в Москве для нас бесперспективно. Поэтому и было принято решение провести конференцию в Челябинске. В Челябинск мы смогли собрать не так много народа, у нас были свои ограничивающие причины, это и финансовая сторона дела, а страна у нас достаточно большая, и, к сожалению, люди, которые руководят НБП на местах, далеко не всегда финансово самостоятельны для обеспечения необходимостей связанных с работой. Достаточно большое количество отделений просто колебалось, некоторое количество региональных руководителей до сих пор уверено, что вопрос о курсе партии можно решить келейно. Но, тем не менее, мы набрали минимальную критическую массу, которая позволила состояться этому событию, и заставила к решению, принятому на челябинской конференции прислушаться. Это стало достаточно заметным медийным событием, которое, наконец, вскрыло противоречия внутри Национал-большевистской партии. В работе нашей конференции приняло участие пять членов политсовета НБП, которые были выбраны всеобщим голосованием на пятом съезде партии. Реакция Москвы была достаточно истерической и неумной. В принципе она не может удовлетворить самостоятельно мыслящего человека, потому что находится вне законов логики. Совершенно непонятно, как можно выдвигать столь нелепые и абсолютно необоснованные обвинения в связях с ФСБ и прочих самых грязных вещах по отношению к людям, которые целым рядом личных поступков и принесенных во имя общего дела жертв, времени, денег, таланта и т. д. доказали свою верность организации и национал-большевистской идее. Я думаю, что подобные откровенно лживые обвинения большей частью играют против тех, кто их бесстыдно озвучивает.

Сейчас у нас идет работа по регионам, во многих регионах отделения раскололись, есть группы влияния, тяготеющие к тому или иному лагерю. Во многих отделениях занята выжидательная позиция. У многих есть сильное несогласие с нынешним политическим курсом Лимонова, и люди готовы уйти от него в действительно работающую структуру, которая будет развиваться и иметь проект на будущее. Такой работой мы сейчас заняты, если есть вопросы – можете их задавать.