Очевидно, что мы вступаем в новую историческую эру – кризиса идеологий.

Крах фашизма и последовавший вслед за этим кризис мирового коммунистического движения, связанный с распадом СССР, привели к упадку идеологий в мире в целом.

Осталась лишь одна победившая политическая доктрина – буржуазный либерализм.

Но в силу своей монополии на сферу идеологического, она также зашла в тупик, поскольку для существования и развития любой философской системы нужна другая - противостоящая ей.

Идейное торжество либерализма над своими оппонентами неизбежно привело к стагнации и этой идеологии, отдалению её от противоречий реальной жизни, превращению в мертвящую схоластику, своего рода культ для буржуазной интеллигенции.

Возможно ли в нашу эпоху появление неких новых идеологических течений и концепций? Или сфера идеологий ушла в прошлое?

В настоящем же, как мы видим, вновь поднимают голову более ранние идейные формы – религии и культы. Особенно отчётливо это видно по тенденции общемирового усиления радикального ислама.

Для того, чтобы выяснить этот вопрос, необходимо шире посмотреть на то, что представляют собой идеологии как таковые. Невозможно не заметить, что появление в мире идеологических систем совпало с торжеством науки и научного стиля мышления.

В донаучное время – премодерн, всякая идеология была неразрывно связана со сферой религии, и опорой её служил культ. Религиозные конфессии во все эпохи выполняли ту роль, которую сейчас выполняют политические партии – быть объединением людей в борьбе за политическую власть, либо её удержание.

Наука, подобно религии, также претендует на обладание абсолютной истиной и во многом смогла вытеснить, на время, различные религиозные доктрины на периферию исторического процесса. Восторжествовав во всех сферах жизни, наука естественно посягнула и на поиск истин в области общественного развития и более того – смысла жизни.

Если взять противостоящие друг другу идейные концепции двадцатого века – либерализм, марксизм, фашизм (особенно в дополнении с расизмом): все они претендовали именно на абсолютную научность своих теорий.

Но в этом случае нельзя не отметить, что, распространяясь на область идеологии, наука здесь неизбежно сближается с религией, становясь, по сути, инструментом в борьбе за политическую власть.

 Претензия на обладание абсолютной истиной неизбежно детерминирует собою претензию на абсолютное политическое господство, во имя воплощения в жизнь этой истины.

Так почему же глобальных научно-политических доктрин было именно три, а не пять и не десять (хотя возможность оттенков этой троичности и взаимосочетаний безгранична)?

Поскольку форм власти существует только три – экономическая, власть насилия (наиболее полно воплощается в государстве) и духовная. Соответственно, возможны только три господствующих слоя, которые этими формами власти оперируют.

По аналогии с традиционным обществом эти три типа правящей элиты можно назвать кастами (жрецы, воины, собственники). Хотя, конечно понятие каста, здесь условно, имеется в виду отнюдь не присущее религии индуизма ритуальное разделение.

Следовательно, в борьбе за власть сходятся друг с другом только три возможных правящих слоя – тот, который побеждает, подчиняет два остальных. И если орудием в борьбе является претензия на истину, соответственно все идейно-политические и религиозные доктрины расслаиваются на течения отражающие мировоззрение этих трёх слоёв.

В любых религиях можно выделить течения и секты, отражающие мировоззрение культовой прослойки, военно-бюрократической, буржуазной. Но только ли в религиях?

Несложно заметить, что сфера идеологий при торжестве научного мышления также разделилась на три направления: либерализм (как идеология буржуазии), фашизм (порождённый военной кастой), и коммунизм (как идеология революционного жречества).

Стало быть, из этих трёх форм не выбраться – любая новая политическая концепция неизбежно будет отражать мировоззрение трёх вышеуказанных элит и неизменно эволюционирует либо в либерализм, либо в фашизм (в широком его понимании, как культ сильного государства) или в интернациональный коммунизм.

Но тут мы замечаем, что коммунизм, как жреческое течение, хотя и породил мощную историческую волну, стал идеологией многих государств, но в жизнь так и не воплотился.

Государство: военно-бюрократическая система это тип социума, который создаёт военная каста. Все коммунистические режимы приходили к власти в ходе ожесточённых войн и быстро перерождались в правление касты воинов, то есть в государства. Кроме идеологии в  этих странах коммунизм никак  не был представлен.

Да и назывались они чаще всего социалистическими.

Социализм – правление бюрократии: это и есть система, присущая правлению воинской касты.

Но возможен ли коммунизм вообще? Не утопия ли это?

Он возможен - десятки тысяч лет он существовал в рамках первобытного общества (первобытный коммунизм), в виде общин людей организованных на основе кровного родства, равенства и отрицании частной собственности.  Подобные виды социумов существовали всегда, да и сейчас существуют. Это монашеские братства, некоторые религиозные секты, коммуны творческие и политические.

Стало быть, коммунизм возможен не только теоретически, но и практически.

Четвёртая политическая теория будет, по сути, полномасштабным возрождением второй (коммунизма), но в совершенно новом качестве.  Вновь воскреснут почти уже забытые идеи всемирной революции и построения нового совершенного, гармоничного общества без государств и эксплуатации.

Коммунизм — эсхатологическая вера в возможность возвращения человечества в утраченный рай – будет существовать, пока существует жреческая каста, которая безраздельно правила в эпоху изначального - первобытного коммунизма.

Эсхатологический коммунизм – вера в построение рая после конца света, существующая во всех культах, это идея гигантской революции в прошлое, которая вернёт человечество под власть первой касты уже навсегда.

Ад всех религий - это место, куда фантазия жречества отправляет тех, кто не хочет подчиняться его духовной власти.

Рай и ад, любовь и страх, жизнь и смерть - вот оружие грядущей революции в прошлое: эсхатологического коммунизма, который был изначально на земле и восторжествует в конце времён. Марксизм был лишь лёгкой дымовой завесой научного стиля над этой древнейшей идеей бесконечного возвращения.

Но будет ли новое возрождение коммунистического мифа проходить в виде научной методологии или может принять иные формы? Например, в виде той же религии?

Необходимым элементом любой религиозной концепции является миф — претензия на некую абсолютную истину. Обладание ей выступает, как обоснование претензии на вполне осязаемую земную власть. Проявляя себя в качестве общественных идеологий, наука как мы видим, требует того же самого — абсолютной власти для воплощения в жизнь своей истины. И в этом качестве научное мышление ничем не отличается от мифологического.

Миф и наука отличаются лишь в методологии своего обоснования. Любая мифологическая концепция в обосновании своей истинности требует чудес, наука же оперирует эмпирическими доказательствами. Чтобы прослыть пророком, в древности необходимо было совершить чудо. В новое время сослаться на факты и доказательства.

Не принесёт ли эра нового тысячелетия новые способы обоснования истины. Может быть, устарела не только религия, но и наука?

Претензия на истину может иметь ещё один аргумент — эстетика. В конечном итоге абсолютно не важно доказуема какая-либо общественная теория или нет. Люди верят в то, что им нравится. Красота это иррациональный аргумент, который действует на подсознание гораздо сильнее, чем факты на сознание. Потому что красота апеллирует к вечным архетипам стихии бессознательного, которыми обладают все люди, в то время как разумом - лишь немногие.

Для того, чтобы стать источником власти, идеология не обязательно должна быть научной истиной, возможно просто красивой легендой. Настоящей красоте не нужны ни чудеса, ни факты. Люди пойдут за ней и так.

Диктатура образа, тоталитаризм стиля, красота порядка против безобразия хаоса – в  этом сокрыт образ грядущего. Истинно то, что красиво.

Время идеологий ушло. Насилие во имя искусства – вот образ будущего.