До сих пор  русский читатель был знаком  с творчеством Эрнста Юнгера   20 – 40-х гг., поэтому хорошим подарком для  всех отечественных юнгерианцев  стал выход в свет в этом году в издательстве «AdMarginem» перевода  дневников писателя за 1965-70 гг.: Эрнст Юнгер. Семьдесят минуло. [Излучения III]. М., 2011.

Эти дневники  Юнгер начинает вести в канун своего семидесятилетия, отсюда и название. В них он касается совершенно разных тем, бытовые зарисовки и новости из жизни его дома (например, сообщение о смерти старого кота) перемежевываются с философскими размышлениями. Открываются дневники описанием путешествия писателя и его супруги по странам Юго-Восточной Азии.  Юнгер предстает в образе тонкого и внимательного наблюдателя, которому интересны и природа и культура посещаемых им стран: «… в маленькой современной мечети на речном берегу. Сняв обувь я прошелся там между группами спящих, беседующих и молящихся. Мне снова бросилось в глаза, сколь основательно устраиваются здесь посетители. В рамадан, как мне случилось наблюдать в Дамаске, это превращается в почти непрерывное присутствие. В саду мечети отдельные могилы, между ними кусты цветов, из когда-либо виденных мною: вытянутая на манер наших вечнозеленых роз, орхидея-ванда с сотнями цветов, свисающих фиолетовыми метелочками» (с. 74).

Писателю симпатичны местные жители, и он подчеркивает их превосходство над европейцами: «В автобусе сидели китаянки, ездившие в город за покупками, - напротив меня женщина шестидесяти лет, прямая, как свеча, в закрытом до ворота и застегивающемся сбоку платье. Она была погружена в себя и излучала какое-то сверхличное достоинство. Ее неуловимая сила чем-то напомнила мне негритянских детей в Байе. Эту женщину облагородило воспитание, тех детей – природа. Но везде чувствовалась здоровая основа, напрочь утраченная нами» (с. 106). Юнгер испытывал чувство злорадства, наблюдая крах колониализма: «Самоуверенность белого человека, без сомнения, позорно разрушена; Киплинг и Китченер перевернутся в гробу» (с. 164). Еще раньше он пишет, проплывая Суэцкий канал: «Мимо памятника Лесепсу. Высокоуважаемый валялся на земле; пьедестал был пуст. Закат Европы Шпенглер представлял себе не таким. Спрашивается, какой прок англичанам от всех их усилий» (с. 50).

Касается Эрнст Юнгер и темы модернизации и вестернизации азиатских обществ. Находясь в Японии, он замечает: «Модернизация, то есть подгонка под western style, является таким делом, которым занимаются с исключительным рвением и наибольшими шансами на успех» (с. 131). И этот процесс его совершенно не радует, ибо даже смысл путешествия теряется: «А чего было ожидать? Автомобили в невыносимом количестве как везде, фабрики, стальные мосты, высотные здания и плотины. Плакаты, световая реклама, шум и чад моторов, механическая музыка. История путешественника, питавшего себя идеями, в условиях быстро, даже взрывным образом меняющегося мира является одновременно историей его разочарований. И куда ни обращается homo ludens, всюду его приветствует homo faber. Это похоже на состязание в беге зайца со свиньей» (с. 182). Почти пятьдесят лет назад взору Юнгера открывалась самая наглядная примета капиталистической глобализации: «Совершенно неизбежным и даже  преобладающими окаменелостями будущих геологических слоев окажутся некоторые стандартные изделия, которые господствуют уже в планетарном масштабе. Невозможно избежать бутылок «Кока-колы» и некоторых марок сигарет, как бы далеко ты ни забрался в Сахару или на Северный или Южный Полюс» (с. 145). Но при этом писатель предсказывает, что в результате этого процесса в итоге могут выиграть вовсе не американцы и европейцы: «И не будет ли эта мировая раса представлять собой лишь слегка модифицированное китайство?» (с. 138).

Помимо путешествия по Юго-Восточной Азии, Юнгер также описывает свои поездки на Корсику, в Португалию и Анголу, в Италию, Испанию и на Канарские острова. Весьма интересными оказываются впечатления от посещения Анголы, в ту пору бывшей португальской  колонией. Юнгер отмечает, что португальцам, в отличие от белых в ЮАР, чужды расизм и расовая сегрегация: «Раса и цвет кожи никогда не играли здесь особой роли. На улицах можно видеть белых рабочих под руководством черных прорабов» (с.340). Вполне терпимо в Анголе относятся и к смешанным бракам. Сам писатель не только далек от неприязни к африканцам, но даже сожалеет, что они стремятся подражать белым, вместо того чтобы «следовать собственному номосу» (с. 378).

В дневниках Юнгер часто упоминает своих друзей и знакомых: Эрнста Никиша (с. 13-14, 434), Хуго Фишера (с. 22), Карла Шмитта (с. 529), Умм-эль-Банин (с. 39, 443), Мирчу Элиаде (с. 424). Например, он приводит свое письмо   Никишу, в котором вспоминает события времен Третьего рейха: «Я говорю Вам большое спасибо за то, что Вы вспомнили о моем дне рождения. Снова заговорил Горный старец; это слышно далеко окрест и производит сильное впечатление. Меня наполняет гордость, что с самого начала нашего знакомства я сделал ставку на Вас. Лишь гораздо позднее появился Роммель; от него я, по крайней мере, ожидал, что он прервет партию, где изначально не было никаких шансов. Мы с ужасом наблюдали. Дала ли судьба в руки немцам такие верные карты, чтобы они бессмысленно проиграли?» (с.13-14).

Юнгер делится впечатлениями от прочитанных книг. Его внимание работа бывшего командира корпуса жандармов Российской империи генерала Комарова-Курлова «Гибель императорской России» (с. 18-20) (при этом особенно занимает вопрос, почему фанатичный революционер может оказаться одновременно эффективным агентом полиции, как это было в случае Азефа и Богрова) и даже «Хождение за три моря» Афанасия Никитина. Еще примечательно, что Юнгер резко критически отзывается о книге советского историка В.И. Авдиева «История Древнего Востока», называя ее «наполненной прямолинейными пошлостями» (с. 667-668). У меня лично вообще вызвал удивление факт знакомства писателя с этой книгой.

Дает Юнгеру и оценку текущим событиям. Если многие его современники, находясь под впечатлением от успехов СССР и США в космосе, всерьез верили, что «скоро  на Марсе будут яблони цвести», то Юнгер, как и Карл Шмитт и Юлиус Эвола, полагает, что «прорыв в космос» стал в конечном итоге прорывом в никуда: «Космический полет, как и все великие технические достижения, хотя и дал результаты, но еще больше принес разочарований. Мы вынуждены проецировать наши надежды на звезды, где есть жизнь, вплоть до Млечного пути и еще дальше. На планетах нас ждало разочарование. Они лишены воды, которой на земле в качестве исключения предостаточно. Данные анализа, похоже, подтверждают подозрение Ницше: жизнь, возможно, является лишь формой смерти, и притом весьма редкой» (с. 239).

В целом знакомство с «Семьдесят минуло» не менее интересно, чем чтение «В стальных грозах» или «Рабочего». Надеемся, что работа по переводу дневников Юнгера  послевоенного времени будет продолжена.

 

Андрей Игнатьев